На протяжении 22 дней под Покровском я пользовался пакетами вместо туалета, не снимал одежду и бронежилет, а еду доставлял дрон.

Икона осталась на месте

Не могу сказать, что стремился на фронт, но для себя решил: если дадут повестку — пойду. Я её получил в мае 2024 года. После обучения я оказался в зенитной ракетной бригаде: три месяца защищал небо столицы.

В ноябре меня и несколько моих товарищей перевели в пехотные подразделения Сухопутных войск. Так я попал в 32 бригаду. В роте со мной были еще два человека, с которыми я служил раньше. Также присоединились ребята из других тыловых частей. Мы тренировались на полигоне в течение месяца, прошли боевое слаживание, которое впоследствии спасло нам жизнь: мы хорошо изучили сильные и слабые стороны друг друга. Я, например, хорошо ориентируюсь на местности, а кто-то метко стреляет.

И вот наше первое боевое задание как пехотинцев — непосредственное столкновение с противником. 7 декабря мы вышли на позицию в село, находящееся в нескольких километрах от Покровска. Местные жители уже эвакуировались. Наша задача заключалась в том, чтобы занять определенный дом, наблюдать и сообщать о врагах, которые, наступая, двигались малыми группами и оккупировали часть села. Мы также должны были предотвратить захват нашей позиции и сдержать их продвижение.

Мы знали, что пробудем там около двух недель, поэтому хорошо подготовились. На шестерых взяли 40 сухпайков, это примерно 80 килограммов, каждый по упаковке воды, а в рюкзаки положили «сникерсы» и сухие колбаски. Также взяли оружие, бронежилеты и магазины с патронами. Всё это надо было донести. Нас выгрузили на остановке неподалеку от нашего дома.

Зайти в дом, нагруженными как верблюды, мы не могли: вдруг там враги затаились. Как тогда отстреливаться? Поэтому решили сначала разведать. Продукты оставили на остановке. И так вышло, что за ними уже не удалось вернуться. Через три дня они пропали.

Нам повезло: в доме никого не оказалось. Это был бывший барак, где раньше жили несколько семей, у каждой был свой вход. В квартире, где мы поселились, явно жила пожилая семья, на что указывала старая советская мебель и одежда. В некоторых местах попадались фотографии детей и внуков.

Интересно, что на шкафу стояла икона. За всё время, пока шли бои вокруг, в нашу комнату залетали гранаты, один из двух выходов был разбит вдребезги вместе с дверью, снесло шиферную крышу. Осталось только перекрытие, через которое прокапывал дождь. А икона не упала.

Без колебаний нажимаешь на спуск

Этот дом выбрали как наблюдательный пункт из-за его удобного расположения. Из окон просматривались две улицы, стадион и перекресток. Наша задача заключалась в контроле местности: если противник находился далеко — сообщать о нем, чтобы военные могли по ним работать артиллерией и минометами. Если близко — можно было ликвидировать, что мы и делали.

В селе, кроме нашей, были и другие украинские позиции, примерно через каждые 200 метров.

На четвертый день мы увидели одну бабушку, которая с тележкой направлялась на выход из села. По улицам время от времени ходили какие-то мужчины. Мы думали, что это переодетые в гражданское россияне, которые разведывали наши позиции. Мы заметили, что и они, и противники в военной форме заходили в один и тот же дом.

Несколько дней кацапы не знали о нашем присутствии, и наивно казалось, что мы как-то переживем. Но затем их становилось всё больше и больше. Они узнали о нас и начали чаще пытаться нас уничтожить.

Мы даже определили определенный распорядок их действий. На рассвете начинали обстрел, в 7 утра активно перемещались по селу, с 8 до 10 работали минометом. Затем до двух часов дня пытались нас штурмовать.

Если бы это была Вторая мировая война, они бы забросали нас гранатами или штурмовали, пока мы не сдались. Но специфика нынешней войны в том, что есть много дронов. Поэтому враги атаковали нас на пять минут: знали, что мы сообщим по рации, и дрон прилетит, чтобы их покарать.

После штурмов несколько часов стреляли из крупнокалиберного оружия. Затем снова штурмовали. Всё это затихало примерно в 5 вечера. В это время мы отдыхали. Ну как, дежурили. Два часа спишь, два часа на посту. Ночью наблюдение велось, по сути, на слух. Вокруг на земле было много обломков из шифера. Если слышишь, что кто-то идет, сообщаешь, прилетает дрон, разведывает. Когда была моя очередь спать, я сразу засыпал. Организм быстро адаптируется к такому режиму: спи ночью, потому что целый день стоишь у окна.

Мы сразу подготовили себе укрытие: в деревянном полу выпилили отверстие, чтобы можно было залезть. Закопались и прорыли траншею до фундамента. Планировали сделать подкоп, чтобы организовать запасной выход. Но земля на Донбассе копается плохо. Лопата, тем более саперная, не справляется, нужна кирка. Мы наполнили мешки землей и забаррикадировали окна, которые снаружи были забиты досками.

Когда через несколько дней от взрыва нам выбило входную дверь и часть стены, мы забаррикадировали коридор такими же мешками. Так можно защититься от стрелкового оружия, гранат, осколков, тех же FPV. Сантиметров 20 оставили сверху, чтобы отстреливаться и выбрасывать свои гранаты — организовали неплохую огневую позицию.

Наверх накинули какую-то темную одежду, потому что мешки белые, строительные — хорошо заметны. Ночью мы выходили к мертвым противникам, которых мы ликвидировали, забирали у них оружие, павербанки и броню. Её клали на те же мешки для лучшей защиты.

За эти 22 дня мы уничтожили около 40 врагов из стрелкового оружия. Плюс-минус, прицельно не считали.

Кого-то дополнительно уничтожили по нашей наводке дронами. Там было много тел. Я старался не смотреть в лица. На войне не думаешь: человек — не человек. Эта дрянь идет на тебя, хочет убить, и ты без колебаний нажимаешь на курок. Я особо не целился — старался выпустить как можно больше пуль в направлении врага.

Патронов нам хватало: если я заходил на позицию с четырьмя магазинами и десятью пачками патронов, то выходил с пятнадцатью магазинами и сумкой, наполовину забитой патронами. Это всё трофеи.

Турникеты на две недели

На третий день к нам присоединились три побратима из другой группы. Им не повезло: они пытались зайти на свою позицию, а дом был занят. Им приказали пробиваться к нам. Полтора суток у них на это ушло. Нас предупредили, и мы вышли ночью, чтобы их встретить.

Один из них уже был ранен в ногу, к тому же обморозил её — заметил это через неделю, когда началась гангрена. Другому прострелили колено на следующий день, когда он вышел в пристройку возле дома. Мы бросились тампонировать, чтобы остановить кровотечение. Не вышло. Наложили турникет: надеялись, что прибудет эвакуация, хотя бы раненых забрать, потому что они были на нескольких позициях. Но к нам было невозможно доехать: территория вокруг уже контролировалась врагом. Наши пытались выслать помощь, но бронетехнику уничтожали.